Да-да...
Вчера дела привели меня к АТС, и когда я вышла оттуда, меня словно перебросили в столицу славной старушки Англии, в конец XIX-го века.
Воздух был сырой и свежий, и повсюду, словно молочный порошок, вброшенный в воду, висел густой белый туман.
Впечатление, будто наша Грибоедова стала лондонской улицей, усиливало то, что я сейчас опять перечитываю рассказ KCS "Worth and Choiсe", один из любимых моих фанфов по Шерлоку Холмсу. Простояв в очереди у кассы около сорока минут за чтением рассказа, я успела проникнуться, и вот, фонари у дороги, свет которых был слегка пригашен и размыт, превратились в газовые, дома, скрытые темнотой, сменили очертания, а машины, автобусы, троллейбусы, медленно проталкивавшиеся по непроглядному изгибу у остановки Димитрова, трансформировались в конные экипажи и омнибусы, с фонарями, покачивавшимися у крыш...
Обернувшись на здание АТС в двухстах метрах от него, я на его месте увидела лишь темный провал в улице, и только наверху, над туманом слегка виднелось освещенное окно углового кабинета...
даже жаль было уходить с этой интригующей улицы, хотелось пройтись под невидимыми деревьями, от которых из мглы проглядывали только черные ветки, и на месте девятиэтажек можно было представить хоть Оксфорд-стрит, хоть чистое поле, хоть лес густой.
Храм у Мотодрома тем вечером - белый, освещенный изнутри ярким оранжевым светом и снаружи - мощными прожекторами, смотрелся сквозь дымку тумана по-особенному.
А надпись, вмонтированная в стрелу башенного крана, стоящего у Посылторга, на этот раз, в отличие от почти такого же туманного вечера воскресенья, теперь окончательно отделилась от опоры. Весь металлический скелет крана, недостроенная высотка за ним, все было скрыто, и только высоко над головами прохожих в полной темноте мрачновато-красным горели висящие в воздухе буквы: СУ ДСК.
И сегодня, наверное, горят.
Вчера дела привели меня к АТС, и когда я вышла оттуда, меня словно перебросили в столицу славной старушки Англии, в конец XIX-го века.
Воздух был сырой и свежий, и повсюду, словно молочный порошок, вброшенный в воду, висел густой белый туман.
Впечатление, будто наша Грибоедова стала лондонской улицей, усиливало то, что я сейчас опять перечитываю рассказ KCS "Worth and Choiсe", один из любимых моих фанфов по Шерлоку Холмсу. Простояв в очереди у кассы около сорока минут за чтением рассказа, я успела проникнуться, и вот, фонари у дороги, свет которых был слегка пригашен и размыт, превратились в газовые, дома, скрытые темнотой, сменили очертания, а машины, автобусы, троллейбусы, медленно проталкивавшиеся по непроглядному изгибу у остановки Димитрова, трансформировались в конные экипажи и омнибусы, с фонарями, покачивавшимися у крыш...
Обернувшись на здание АТС в двухстах метрах от него, я на его месте увидела лишь темный провал в улице, и только наверху, над туманом слегка виднелось освещенное окно углового кабинета...
даже жаль было уходить с этой интригующей улицы, хотелось пройтись под невидимыми деревьями, от которых из мглы проглядывали только черные ветки, и на месте девятиэтажек можно было представить хоть Оксфорд-стрит, хоть чистое поле, хоть лес густой.
Храм у Мотодрома тем вечером - белый, освещенный изнутри ярким оранжевым светом и снаружи - мощными прожекторами, смотрелся сквозь дымку тумана по-особенному.
А надпись, вмонтированная в стрелу башенного крана, стоящего у Посылторга, на этот раз, в отличие от почти такого же туманного вечера воскресенья, теперь окончательно отделилась от опоры. Весь металлический скелет крана, недостроенная высотка за ним, все было скрыто, и только высоко над головами прохожих в полной темноте мрачновато-красным горели висящие в воздухе буквы: СУ ДСК.
И сегодня, наверное, горят.